Цурос П.
Кремль, ноябрь 1939 года
Сталин торжествовал. Офицеры Красной Армии церемониально складывали к его ногам самурайские мечи, связку за связкой, и их командующий, Георгий Жуков, с гордостью взирал на это величественное зрелище. Это были трофеи, добытые Жуковым в октябре в монгольской пустыне Номонган (Халхин-Гол). Тогда он разгромил японскую Квантунскую армию, наступавшую на территорию, находившуюся под протекторатом Советов, благодаря виртуозному руководству всеми родами войск и превосходству в силе. Потери японской 6-й армии составляли 21 016 человек, из них 8629 убитыми; это сражение вошло в историю как 'похороны славы'. Советские [12] войска потеряли 15 925 человек, в том числе 7974 убитыми{1}. Конечно же, у Сталина были причины для торжества. Подтвердились его подозрения насчет намерения японцев захватить советскую территорию от озера Байкал до Владивостока. Он вообще всегда радовался, когда подтверждались какие-то его подозрения. Советский Дальний Восток был настоящей сокровищницей минералов и лесов, бескрайние просторы которой могли вместить миллионы политзаключенных. И Сталин знал, как сильно японцы желали получить эти территории. Разве не посрамили они уже один раз Российскую империю в русско-японской войне 1904-1905 гг., захватив Маньчжурию? Их операция по захвату Китая не помешала им сильнейшим образом укрепить Квантунскую армию в Маньчжурии. И их намерения подтвердились, когда эта армия отправилась в соседнюю Монголию, которая только номинально не являлась советской республикой. Жуков осуществил успешное вторжение на территорию противника и изгнал разъяренных агрессоров; однако Сталин не сомневался, что они вернутся. Он был не из тех, кто теряет бдительность после победы. Укрепление воинских частей в Забайкальском и Дальневосточном военных округах (ВО) продолжалось с удвоенной силой.
Тысячи танков и самолетов двигались на восток, чтобы усилить дивизии, подготовленные по высшему разряду командармом второго ранга Г.М. Штерном, блестящий офицерский талант которого смог реализоваться благодаря революции. В 1938 году у озера Хасан к югу от Владивостока он командовал 39-м корпусом в необъявленной пограничной войне с Японией. За это сражение он был удостоен ордена Ленина. В 1939 году в Монголии он тактично, но очень результативно помогал Жукову. В 1940 году его перевели на финский фронт. Там он отличился как командующий 8-й армии, заслужил повышение, а затем принял командование Дальневосточным ВО{2}. Он был одной из [13] значительных фигур довоенной Красной Армии и одним из немногих, оставшихся после репрессий. А этого Сталин никогда не забывал.
Урок усвоен?
Поражение при Номонгане застало японскую армию нрасплох. Она ни разу не была столь глубоко унижена и опозорена со времен ее основания, в эпоху Мейдзи. Было сделано все возможное, чтобы скрыть катастрофу от всего мира, даже от Японии. Все выжившие были арестованы и тайно уничтожены. В Страну Восходящего Солнца пришлось отправить столько белых ящиков с пеплом, что это делалось в три рейса, чтобы не шокировать нацию.
Сталин был прав. Японцы действительно жаждали захватить советский Дальний Восток. Более того, их пугал рост советской военной мощи на севере; поражение при Номонгане только укрепило эти опасения. Они боялись, что Советы нападут на их богатую Маньчжурскую провинцию, пока основные силы японцев заняты в боях на территории Китая. Само существование цареубийственного большевистского режима было вызовом Его Императорскому Величеству. К 1934 году Япония, полностью взяв Маньчжурию под свой контроль, начала готовить планы нападения на Советский Союз. Этот план составлялся по тому принципу, что все военные действия против Советского Союза должны быть наступательными по своей природе. Поле боя с самого начала выбиралось на советской территории, основное наступление началось с восточного фронта, из Маньчжурии. Конечной целью операции был захват окрестностей озера Байкал{3}. Шестая армия двигалась именно в этом направлении, но была разгромлена и вынуждена отступить. Очевидно, что этот печальный урок надо было усвоить.
Министр обороны генерал Хата ответил на запрос членов японского парламента: 'Не сомневайтесь, что [14] кровь, пролитая в песках Номонгана, не была напрасной'{4}. Хата организовал специальную комиссию, чтобы выяснить, какие уроки необходимо извлечь из поражения, и предложить решения проблем. В показаниях, полученных из первых рук, от офицеров, участвовавших в кампании, не было недостатка. Однако это не был первый раз, когда японцы смогли ощутить превосходство противника. В 1938 году у озера Хасан, около советской границы с Кореей, японская 19-я дивизия вступила в бой с советским 39-м стрелковым корпусом под командованием Штерна. В сражении брала верх то одна, то другая сторона; в конечном счете все решилось в пользу численного и материально-технического превосходства советских войск, и японцы были отброшены назад. Один из участников сражения говорил: 'Тогда мы напрямую столкнулись только с малой частью советской боевой мощи'. Стратег из Генерального штаба подвел следующий итог: 'Мы уяснили, что силы Советов оправдывают возложенные на них ожидания, в то время как японское вооружение и техника нуждаются в укреплении и усовершенствовании'. На опыте сражения у озера Хасан японская армия смогла, наконец, извлечь пять неутешительных выводов о противостоянии Советской Армии:
1. Советские войска явно превосходили японцев по вооружению, артиллерии и способности вести огонь прямой наводкой; все это сводило шансы японцев к нулю.
2. Впечатляла слаженность советской транспортной системы, позволявшая быстро транспортировать огромные механизированные соединения на 600 километров от железной дороги.
3. Советские войска использовали гибкую тактику, изменявшуюся в зависимости от обстоятельств.
4. Советские солдаты были непоколебимыми, уверенными в победе бойцами{5}.
Но потом все пошло наперекосяк. Пытаясь сравняться с Советами в уровне производства и [15] материально-технической базы, японцы столкнулись с неразрешимой проблемой. Японская промышленность никоим образом не могла сравняться по тактико-техническим характеристикам, качеству и объему производства с советской военной промышленностью. Для обеспечения советских войск в ходе кампании в пустыне Номонган использовалось 6000 грузовиков, в то время как у японцев во всей Маньчжурии имелось 9000 единиц моторного транспорта всех видов. Япония была страной железных дорог и узких средневековых тропок{6}.
Однако существовала более крупная и глубокая проблема. Японскую армию миновали ужасы Первой Мировой войны; разрушительные битвы в монгольских пустынях лишь слегка ослабили ее. Последним ее значительным успехом была русско-японская война XIX века. С тех пор образ мыслей японского солдата пропитался искаженным самурайским кодексом Буси-до. Духовное здесь беззастенчиво главенствовало над материальным. 'Ямато дамаси', дух Японии, очищенная суть японской нации, стоял бесконечно выше беспокойства о материальных аспектах войны. Конечно, нельзя было обойтись без усовершенствований в боевой технике и транспортной системе, но реальное превосходство японского солдата все еще в первую очередь заключалось в силе его духа. Предполагалось, что недостаток материально-технической базы Японии должен с лихвой окупаться железной волей солдат. Это все почти в точности походило на одержимость французов собственной национальной идеей, которую они называли 'элан'. На Западном фронте это явление вымерло, и на его могильной плите можно было бы написать слова маршала Петэна: 'Огонь убивает'. Перед войной Петэн, тогда еще полковник, чуть было не разрушил свою карьеру, с пеной у рта настаивая на том, что огневая мощь решает все. Реки французской крови доказали его правоту. Японских Петэнов после Номонгана либо игнорировали, либо увольняли в запас. Если кто-то начинал рассуждать по поводу важности материально-технического обеспечения, его обвиняли в [16] пораженческих настроениях. В начале 1941 года, когда японской армии следовало вовсю учиться на собственных ошибках, Тодзи издал новый сенйинкин, моральный кодекс японского солдата, где говорилось: 'Возвышенное чувство самопожертвования должно вести тебя сквозь жизнь и смерть. Не думай о смерти, когда ты, рывок за рывком, продвигаешься по пути своего долга. Почти за радость тратить на это все свои духовные и физические силы. Не страшись умереть во имя вечной справедливости'{7}.
Японские артиллеристы все еще были уверены, что горно-вьючная артиллерия на гужевой тяге гораздо лучше подходила для пехотных дивизий, чем принятые во всех остальных армиях моторизированные 150-мм орудия. Сквозь стену неприятия прорвалось лишь одно усовершенствование - 300-мм бронебойный гаубичный снаряд весом в 1 тонну, предназначенный для поражения многочисленных 'огневых точек' - бетонных укреплений, расставленных вдоль советской границы. Танков в 1940 году было выпущено всего 573 - ничтожно мало по сравнению с 3000 у Советского Союза. В 1941 году объем производства танков был удвоен, все равно оставшись ничтожно малым (1024), причем все модели уступали новым советским моделям по своим тактико-техническим характеристикам. С авиацией дела обстояли несколько лучше - производство самолетов выросло до 4768 в 1940 году и до 5088 в 1941 году, причем производились в основном истребители. Гораздо хуже было то, что единственным средством транспортировки боеприпасов оставались лошади; военные планировщики заявляли, что для поддержки операций против Красной Армии требуется менее 15 000 единиц транспортных средств.{8} С началом войны в Китае перед японской военной промышленностью встала задача резкого увеличения производства боеприпасов. К 1941 году успех плана стал очевиден - снабжение японской армии, воюющей одновременно против Китая и Советского Союза, оставалось стабильным{9}. [17]
План военных действий № 8 (план 'Хаши-го')
Несмотря ни на что, Номонган сильно повлиял на планы японского военного командования. Что интересно, достижение полной боевой готовности, позволяющей вступить в бой с Красной Армией на Дальнем Востоке, было намечено на 1943 год. На этот же год наметил основные военные действия и Гитлер - тогда, по его планам, вермахт будет окончательно укреплен. До 1940 года стратегия Японии, план № 8 (план 'Хаши-го'), базировалась на основном мощном броске через горную цепь Великий Хинган в район озера Байкал. Главной целью операции было полное отсечение советского Дальнего Востока, от Читы до Тихого океана. В начале 1939 года Генеральный штаб сообщил командованию Квантунской армией, что для выполнения этого плана требуется 200 000 автомобилей и расширение сети автодорог в регионе. Номонган был репетицией. Японцы пришли к справедливому заключению, что у них нет ни транспорта, ни материально-технической базы для поддержания наступления на такое расстояние. Внимание японского командования переключилось на северный и восточный театры военных действий{10}.
По сравнению с озером Байкал, отделенным от Маньчжурии огромным открытым пространством, более актуальные на тот момент цели находились прямо по другую сторону границы, обозначенной реками Амур и Уссури. Главной особенностью жизни на советском Дальнем Востоке тогда была ее полная зависимость от Транссибирской магистрали, которая пролегала - по сути, от самого Благовещенска, через Хабаровск, советский областной административный и промышленный центр, почти до северных окраин Владивостока, важнейшего советского тихоокеанского порта, - в опасной близости от маньчжурской границы. В особенности был уязвим Приморский край. Он [18] будто бы вклинился между границей Маньчжурии и Японским морем, и железная дорога на всем участке к северу от озера Ханка попадала в радиус обстрела японских орудий. Из японской крепости в Хутоу отлично просматривались железнодорожные пути в районе Имана. Угроза была весьма серьезной, так как советские войска начали строить пояс оборонительных укреплений немного восточнее, а дорогу оставили незащищенной. Основные части Квантунской армии уже выстроились вдоль границы к югу от озера. Они находились в каких-то шестидесяти километрах от важнейшего железнодорожного узла - Ворошилова (ныне Уссурийск), захват которого разомкнет магистраль и отрежет Владивосток.
Модификации плана 'Хаши-го' 1940-1941 годов подтверждали, что основной удар японская армия нанесет именно здесь, на восточном направлении. На западном и северном фронтах японские войска должны были перейти к обороне. Характер и направление последующих операций зависело от успеха первого этапа на Уссури.
Для выполнения плана 'Хаши-го' необходимо было задействовать все силы японской армии - 32 дивизии в первой фазе и 10 или 11 во второй. К 12 дивизиям Квантунской армии должны были присоединиться 10 из Японии и еще 10, отозванные из Китая. Во второй фазе войска пополнились бы еще 7 дивизиями из Японии и 3-4 из Китая. В первой фазе вдоль Уссури предполагалось расположить 20 дивизий, объединенных в 1-ю Территориальную армию - группу из трех армий. 3-я и 7-я армии из 8 дивизий должны были нанести удар по Ворошилову; 5-я армия с пятью дивизиями должна была ударить по Иману и перерезать железную дорогу. Оставшиеся дивизии должны были осуществлять поддержку или находиться в резерве. На Северном фронте 4-я армия с 4 дивизиями должна была участвовать в сдерживании противника в северной части горного массива Малый Хинган. На Западном фронте 6-я армия, также состоявшая из 4 дивизий, должна [20] была выполнять ту же задачу на западе Большого Хингана. В ходе второй фазы на Восточном фронте 3-я и 7-я армии должны были наступать на Владивосток, а 5-я армия должна была нанести удар в северном направлении и взять Хабаровск. Эти цели стратегически и географически были гораздо менее значительны, чем район озера Байкал, но у них было огромное, даже решающее преимущество - они требовали минимальных логистических усилий. На захвате Владивостока настаивало командование японского Императорского флота, давно стремившееся уничтожить тыловую базу советского Тихоокеанского флота. Для достижения этой цели флот предоставлял 350 самолетов, от бомбардировщиков наземного базирования до самолетов 1-й дивизии авианосцев. Эти силы должны были вместе с 500 самолетами 2-й авиационной группы внезапно атаковать и разгромить силы советской авиации в Приморском крае{11}.
Боевой порядок Красной Армии на этом театре военных действий устрашал. К 1940 году японцы выяснили, что силы Красной Армии, размещенные от Владивостока до Монголии, состояли из тридцати стрелковых дивизий, двух кавалерийских дивизий и девяти танковых бригад; по численности это соответствовало 2800 самолетам, 2700 танкам и 700 000 солдатам и офицерам{12}. В целом эти данные соответствовали истине; однако японцы недооценивали уровень механизации. На самом деле Красная Армия могла похвастаться девятнадцатью стрелковыми дивизиями, шестью танковыми дивизиями, четырьмя механизированными дивизиями, двумя мотострелковыми дивизиями, одной кавалерийской дивизией и десятью стрелковыми бригадами{13}. Несмотря на общее материально-техническое превосходство, у японцев было существенное превосходство в плане дислокации. Красная Армия располагалась по гигантской дуге от Монголии до Тихого океана и находилась в прямой зависимости от уязвимой Забайкальской железнодорожной магистрали. Важнейшая часть механизированных подразделений находилась [21] на западном конце дуги, в Монголии и Забайкальском ВО. Японцы же собирались сконцентрировать удар на дальнем конце дуги, в Приморском крае, в котором, по их оценкам, находится 13 дивизий. Если учитывать, что дивизии Красной Армии были примерно наполовину слабее японских, это преимущество впечатляло. Превосходство на море должно было оказаться еще более значительным - Объединенному флоту противостояли 5 эсминцев, 200 торпедных катеров и 70 подводных лодок. Последние представляли серьезную угрозу для операций в Японском море.
Подарок от НКВД
В 1938 году японская разведка получила один из двух неожиданных подарков. 13 июня начальник Дальневосточного отделения НКВД, советской тайной полиции, перешел границу и сдался. Генералу Генриху Самуиловичу Люшкову было что рассказать. Это был удачливый и коварный карьерист, использовавший любую предоставляемую Сталиным возможность для достижения вершины. Но глубоко внутри он, бедняга, разочаровался в том социализме, который строил Сталин. Может быть, отправив на тот свет 5000 людей, он боялся стать 5001-м. Он был готов помочь японцам. Он переметнулся в самый разгар репрессий и нарисовал перед японской разведкой картину опустошения эшелонов командования Красной Армии. Двумя годами позже, в 1940-м, один советский офицер так описал плоды трудов НКВД:
'Я своими глазами видел последствия уничтожения кадрового офицерского состава на Дальнем Востоке. Я отправился вместе со Штерном в инспекционную поездку по вверенным ему подразделениям. Прошло уже два года с тех пор, как прекратились массовые аресты, однако вертикаль командования до сих пор не была восстановлена.
Многие посты оставались незанятыми, так как не было достаточно квалифицированных людей, чтобы их занять. Батальонами командовали офицеры, закончившие военное училище меньше года назад... Как можно было мечтать о заполнении этой пропасти?'
В 40-й стрелковой дивизии 39-го корпуса, которая сыграла огромную роль в победе у озера Хасан, остался один офицер - лейтенант{14}. Люшков нарисовал такую живописную картину лишений, отчаяния и с трудом сдерживаемой ненависти к режиму, что убедил влиятельные круги Японии в том, что Советский Союз подобен сгнившему дому, который готов развалиться, стоит только выкорчевать порог. Такой 'взгляд изнутри' не мог не впечатлять, особенно когда прогнозы Люшкова сбывались. Его репутация возросла, когда его информация в целом подтвердилась; к тому же у него открылся талант предсказателя - вспомнить хотя бы нападение Германии на Советский Союз. К тому времени он уже играл роль советского противника в военных играх японского штаба{15} и готовился стать губернатором Приморской провинции Его Императорского Величества.
На север или на юг?
К июлю 1940 года международное напряжение, вызванное японскими национальными и военными претензиями, начало нарастать. Война Японии с Китаем вызывала растущее недовольство Соединенных Штатов, приводившее ко все новым и новым экономическим санкциям. Если бы США и Великобритания объявили экономическое эмбарго, особенно на нефть, Япония получила бы смертельное ранение и без войны. Многие представители военного командования Японии подтверждали факт 'постепенного снижения поставок' и отстаивали стратегию 'Нансин', или 'на Юг', направленную на получение доступа к ресурсам [23] Юго-Восточной Азии и Голландской Ост-Индии. Другие были сторонниками стратегии 'Хокусин', или 'на Север', так как считали, что Советский Союз представляет серьезную угрозу, с которой следует разобраться в первую очередь. Их аргументам добавляла весомости поддержка нового министра иностранных дел, Йосуке Мацуока, и нового министра военных действий, генерала Хидеки Тойо, из второго кабинета, сформированного принцем Конойе. На руку им играло и беспокойство самого императора о могущественной Красной Армии, угрожающей Японии с тыла.
Осложняло выбор стратегии участие Японии в трехстороннем пакте с Германией и Италией, обязывавшем каждую из сторон прийти на помощь другим в случае нападения на них. Так как войну в Западной Европе развязала Германия, японцы не вменяли себе в обязанность воевать на стороне Гитлера против британцев, французов и голландцев. Однако поражение двух последних держав и отчаянное положение Британии побудило Японию использовать их слабость для захвата богатого ресурсами Юга. Возвращение Штерна в качестве командующего 1-й Дальневосточной армией также было источником опасения для японцев, помнивших его со времен сражения на озере Хасан{16}. Казалось, стратегия 'на Юг' победила.
Позже историки назовут визит Мацуоки в Берлин в конце марта поворотным моментом в истории внешней политики Японии. Японский посол в Германии генерал Хироси Осима предупредил Мацуоку о том, что ему, возможно, предстоит обсуждать будущую совместную войну против Советского Союза{17}. Тем не менее министр был поражен, услышав от Гитлера прямую и настоятельную просьбу о совместной атаке на Советы. Как только просьба была послана в Японию официально, в обоих направлениях хлынула лавина писем. По возвращении в Японию через территорию СССР Мацуока получил указание заключить с Советским Союзом пакт о ненападении, с готовностью подписанный Сталиным 13 апреля. Ни один договор не обязывал [24] Японию атаковать СССР, однако план 'Барбаросса', гитлеровский план захвата Советского Союза полностью изменил мировое соотношение сил. Если раньше японцам казалась заманчивой возможность захватить европейские колонии на юге, то теперь их внимание привлекла другая, более выгодная и не столь отдаленная во времени возможность, находящаяся на другом берегу Японского моря, у самых границ Империи. Один японский генерал точно подметил, что Японии не стоит 'опаздывать на автобус'. На вопрос о времени операции немцы ответили: 'Конец мая, когда в России высохнет грязь'. Вдобавок для японцев была еще одна хорошая новость - Штерн был арестован и расстрелян по приказу Сталина.
В Токио, в Имперском Генеральном штабе, допоздна горел свет. Ключевые министры и офицеры штаба уже твердо решили 'успеть на автобус'. Мацуока провел день в объяснениях сути войны против СССР. В результате наступления в южном направлении главный противник остался бы за спиной и вдобавок появилось бы трое новых. А нападение на Дальний Восток принесет конец эксперименту большевиков. В результате Германия стала бы властительницей Европы, а европейские союзники никуда не будут высовываться со своих задворок. Даже США пришлось бы выбирать между Европой и Азией, и не приходилось сомневаться, каким будет их выбор. Командование Императорского флота нехотя согласилось на предложенные действия, соблазнившись перспективой взять верх над американским флотом за счет политической хитрости. Командующий Объединенным флотом адмирал Исороку Ямамото даже испытал некоторое облегчение от перемены ситуации. Перспектива изнурительной войны с Соединенными Штатами, с их технической мощью и воинственными бойцами, повергала его в ужас. Он поддержал план 'на Север' и приказал одному из штабных офицеров по имени 'Безумец' Гэнда придумать что-нибудь особенное для первого удара с моря. [25]
'Наши войска разгромлены! Понимаете?!! Разгромлены!!!
'
Времени на приготовления было мало. Между Германией и Японией была достигнута договоренность о том, что японцы ударят через несколько месяцев после вторжения немецких войск. Предполагалось, что это рассеет внимание Советов, в особенности - нарушит передвижение резервных сил. Японцы должны были выбрать наилучший момент. Также им было нужно больше времени на мобилизацию, чем в случае одновременной атаки с немцами. Тодзио назначил всеобщую мобилизацию на 30 апреля. В этот день в Маньчжурию должно было направиться подкрепление под предлогом 'особых маневров'. К 1941 году Япония увеличила свою армию до 51 дивизии. Согласно приказу Тойо, основная ее масса, 1,3 миллиона солдат и офицеров в 42 дивизиях (82% всей армии), должна была участвовать в смертельной схватке Японии и СССР. Офицеры Имперского Генерального штаба испытали огромное облегчение, узнав об отсрочке удара немецких войск из-за неожиданной кампании на Балканах, причиной которой послужило необдуманное нападение Муссолини на нейтральную Грецию.
Для Японии лишний месяц был чрезвычайно важен, поскольку необходимо было собрать всех резервистов и организовать новые воинские подразделения. Также имело смысл сыграть на выводе японских дивизий из Китая и Северного Индокитая. Они представили это как реверанс в сторону Соединенных Штатов, добровольное решение китайской проблемы. Из американской печати большей частью испарились антияпонские настроения, зато появились репортажи о тысячах японских солдат, загружающихся на транспортные суда и отправляющихся домой. Рузвельту оставалось только слушать перехваченные японские дипломатические переговоры и покачивать головой. Никакими аргументами он не мог привлечь внимание Сталина. Штатам пришлось заняться своими собственными проблемами в [26] Атлантике, раз уж японцы собирались наступать в противоположном от США направлении. Сталин получал множество предупреждений, как от своей военной разведки, так и от американцев, бывших в курсе дипломатических переговоров Осимы, однако всякого, кто приносил ему дурные вести, ставили к стенке за их чрезмерную приверженность долгу.
22 июня 3,5 миллиона солдат немецкой армии и их союзников вторглись на территорию СССР - началось осуществление плана 'Барбаросса'. Квантунская армия в это же время увеличилась до громадных размеров за счет новых дивизий и сотен тысяч солдат и офицеров подразделений артиллерийского прикрытия. Было организовано около 50 железнодорожных бригад для обслуживания системы железных дорог, по которым военная мощь Японии перемещалась в огромные лагеря, сокрытые в лесах к западу от реки Уссури.
Вслед за Мацуокой на родину из Германии был вызван генерал Томоюки Ямасита{18}. Еще в 1940 году он был назначен главой 82-го отдела - стратегической группы по планированию захвата Малайского архипелага. Этот пост оставался за ним даже во время его миссии в Европе. Ямасита имел репутацию человека решительного, не чуждого нововведений, и, судя по впечатлениям, сложившимся о нем в мире, он хотел переломить существовавший тогда армейский менталитет. На него произвела огромное впечатление полная координация всех родов войск в немецкой армии, слаженные действия бронетехники и авиации. Чувствуя в нем конкурента за пост министра обороны, Тойо поручил ему командование Первым армейским районом, где скапливались дивизии для наступления на Приморский край. Его начальником штаба был генерал Китсудзи Айабэ, сопровождавший его в Германию и занимавший многочисленные командные посты в Маньчжурии, в особенности в восточном районе боевых действий{19}.
Именно тогда, в конце апреля, когда мобилизация шла полным ходом и улицы заполнили люди в хаки, в [27] руки японской разведки упал еще один подарок небес. Точнее, он вышел из немецкого посольства прямо в руки японской полиции. Это был Рихард Зорге, руководитель немецкой пресс-службы и наперсник самого посла. К несчастью для него, он был также самым преданным из советских агентов и главой сети шпионажа в Японии. Его донесения основывались на глубоком знании всей информации, проходившей через посольство Германии, и на тесных контактах с представителями правительства и вооруженных сил Японии. Зорге провел Первую Мировую войну в немецких окопах и вернулся оттуда убежденным коммунистом. Один из его агентов был вычислен, и след вывел японцев напрямую на Зорге. Японская полиция основательно прочесала всю его организацию и даже нашла записи радиосообщений в Москву и из Москвы. Из этого они смогли заключить, что Зорге усердно снабжал Сталина информацией об агрессивных намерениях Японии, первых этапах мобилизации и самых интимных деталях, которыми с ним делился глупый посол. Некоторое время он даже исправно сообщал о действиях Люшкова. Он мог бы поберечь свои силы - Сталин не доверял как предостережениям Зорге, так и информации от других агентов о Германии. Так что для Зорге было настоящим шоком, когда в его камеру в подвалах штаба японской тайной полиции вошел Люшков и предложил сделку. Помогло то, что японская полиция уже обработала и Зорге, и его жену.
Хозяева Зорге в Москве не заметили небольшого перерыва в сообщениях. Зато когда они возобновились, их содержание неожиданно начало нравиться наверху. Он сообщал, что мобилизация была уловкой, чтобы внушить американцам необходимость сосредоточиться на Европе, в то время как японцы смогут начать наступление в южном направлении. С разведчиками советских ВВС, обнаружившими приготовления противника на Дальнем Востоке, расправились так же быстро, как и с агентами в западных странах. Все оставалось по-прежнему: если Сталин был доволен, [28] никто не смел возражать. Когда немцы, буквально проглотив советские войска на границе, глубоко продвинулись в глубь российской территории, Сталин просмотрел депеши Зорге из Токио и приказал перебросить дивизии с Дальнего Востока на Западный фронт.
На замену Штерну на Дальний Восток прибыл генерал Иосиф Родионович Апанасенко, способный, энергичный офицер, рационализатор - прирожденный борец с трудностями{20}. На войне такие качества были нужны как никогда. Почти сразу же после начала войны советский Генеральный штаб приказал войскам на Дальнем Востоке отправить на запад весь арсенал оружия и амуниции. Услышав возражения штаба, Апанасенко взревел: 'О чем вы говорите? Наши войска разгромлены! Понимаете?! Разгромлены!!! Немедленно начинайте погрузку!' Он был единственным в восточной трети СССР, кто четко понимал, что происходит на западе. Хотя Генеральный штаб смягчил свой первоначальный приказ, решив забрать только половину мобилизационных резервов, вскоре после этого направить против немецких войск восемь лучших дивизий, потом еще четыре, потом две. Апанасенко немедленно отправил дивизии, и когда поезда с ними проходили через Куйбышевку-Восточную, пригород Благовещенска, где находился штаб 2-й Дальневосточной армии, добавил к ним резервный обслуживающий персонал, оборудование и продовольствие. Он добросовестно следовал указаниям из Москвы и следил за тем, чтобы отправляющиеся дивизии были полностью укомплектованы техникой и личным составом. Спустя несколько недель на Западном фронте потребовалось еще 4 дивизии. За несколько несколько недель Дальний Восток лишился большей части танков и самолетов. Однако он не мог не замечать одной забавной вещи: пока он раздавал свои резервы, японцы собирали свои у самой границы{21}.
Более умудренный человек на его месте был бы уже давно охвачен отчаянием. Но не таков был Апанасенко. [29] Позитивная энергия била из него ключом. В Генеральном штабе думали, что, образно выражаясь, все запасы в этом чулане уже подъедены до последней крошки; однако Апанасенко вырос в крестьянской семье и мог найти пропитание там, где штабные офицеры умерли бы от голода. Итак, он взялся за дело, и его энергия передавалась всем военным и штатским руководителям Дальневосточного региона. Японцы собирались воспользоваться отсрочкой, вызванной задержкой Гитлера на Балканах, а для Апанасенко она была еще более кстати. Получив от Сталина все необходимые полномочия, он организовал драконовский призыв всех мужчин возрастом до 55 лет. Он объехал все лагеря ГУЛАГа у границы и одел в униформу несколько тысяч 'зеков'. Также он освободил сотни офицеров, арестованных в ходе чисток. Производство нового оружия и амуниции интенсифицировалось, а учебное оружие - переделано в боевое. Он начал готовить новые дивизии взамен посланных на запад.
Легко было заметить, что наиболее напряженным участком фронта будет отрезок границы от Хабаровска до Ворошилова. Именно в этом районе Апанасенко сосредоточил свои восстановленные формирования. Здесь в их распоряжении были укрепления, строившиеся с 1932 года. Атаки японцев на длинном отрезке границы между Хабаровском и озером Ханка можно было не опасаться благодаря непроходимым болотам. Опасный участок находился в районе Имана, напротив японского форта Хутоу. Из орудий форта можно было вести прицельный огонь по железнодорожным путям, таким образом надежно перекрыв движение по ним. Далее на восток на возвышенностях находились построенные за некоторое время до этого укрепления. Здесь Апанасенко разместил стрелковую дивизию и одну из своих немногочисленных танковых бригад, в которой были старые легкие пехотные танки Т-26 с 45-мм орудиями.
В южном направлении от озера Ханка были расположены три основных оборонительных соединения, [30] надежно преграждавшие путь неприятелю. На самом берегу озера Ханка, в Турьем Роге, была размещена одна стрелковая дивизия. В 50 милях к югу была опора всего фронта, 105-й укрепленный район, в Гродеково, под защитой двух стрелковых дивизий. Еще в 55 километрах к югу находился 106-й укрепрайон, с центром в Полтавке, под защитой одной дивизии. Далее к югу находились еще четыре укрепрайона, защищавшие нижний узкий сектор Приморского края. Прямо на юг от озера Ханка, в Хорале и Спасске-Дальнем находились в резерве еще две стрелковые дивизии и несколько танковых бригад. Район к северу от реки Мо представлял собой сеть 'рек и водоразделов и полное отсутствие естественной линии обороны'. Края водоразделов были крутые, но вдоль них передвигаться было просто. Около 30% этой местности было покрыто легко проходимыми лесами. На участке границы между Турьим Рогом и Гродеково простирался густой лес, обозримый, но абсолютно непроходимый. К югу от реки Мо простирались 'невысокие холмы с пологими склонами'. Лесов там было мало, и основное пространство занимали пахотные земли{22}.
Ворошилов был ключом ко всему региону. Там сосредоточивались железные дороги, оттуда можно было отправлять резервы в укрепрайоны на границе. Если бы он был взят, вся система обороны региона разрушилась бы и судьба Владивостока была бы решена - он был бы отрезан от остального мира, с которым его связывали бы только горные дороги. Поэтому Апанасенко сконцентрировал здесь все свои мобильные резервы: две танковых и несколько мотопехотных бригад. У одной из бригад на вооружении были старые легкие пехотные танки Т-26. У другой было чудо военной техники - Т-34; эти танки были каким-то чудом не замечены Генеральным штабом в тот момент, когда все, кроме мусора, уходило на запад. Командование одним из пехотных подразделений Апанасенко поручил одному из лучших офицеров своего штаба, отважному украинцу полковнику Петро Григоренко. А другую, [31] с Т-34, он отдал одному из ветеранов округа, полковнику Сергею Голицыну. Когда Апанасенко производил инспекционную поездку по бригадам в конце августа, его приятно поразили чудесные превращения, происшедшие с бригадами благодаря новым руководителям. Григоренко он знал и уважал. Голицын был специалистом по танкам. Он входил в окружение Тухачевского и чудом избежал гибели. Когда они прогуливались вдоль грязной колеи, оставленной железными гигантами, Голицын остановил генерала и посмотрел ему в глаза. 'Товарищ генерал, спасибо, что дали мне шанс', - сказал он. Апанасенко ответил ему таким же прямым и честным взглядом. 'Спасибо, что дали мне шанс доказать, что я не предал Родину', - закончил Голицын. Генерал похлопал его по плечу. Он знал, что теперь шанс есть у них обоих.
Даже его оптимизм в то время нужно было чем-то подогревать. В новостях с запада постоянно чувствовался дух катастрофы. Как раз в тот период немцы окружали большую группу советских войск, оборонявших Киев. Он думал, не там ли сейчас сражаются его сибиряки, отосланные им на далекий фронт за одиннадцать часовых поясов.
Апанасенко все еще работал, как Геркулес в Авгиевых конюшнях, когда Ямасита нанес удар.
Банзай! Банзай! Банзай!
Сначала появились японские самолеты, вылетевшие на рассвете 7 августа с аэродромов в Маньчжурии и Корее, а также с авианосцев 1-й дивизии, стоявших в Японском море. Около тысячи самолетов нанесли удар по аэродромам красных ВВС от Хабаровска до Владивостока. Апанасенко пытался воспрепятствовать тому, чтобы его самолеты были уничтожены на земле, как это произошло на западе, однако сил у его разведки оставалось все меньше и меньше и в линии обороны было слишком много дыр. Маленькое [32] расстояние от границы было более чем на руку Японии. Японцы подвергли интенсивной бомбардировке советские аэродромы, хотя многим 'сталинским соколам' все же удалось подняться на защиту воздушного пространства Родины. К концу дня авиация Апанасенко понесла тяжелые потери. Вторая и третья волны морской авиации нанесли бомбовые удары по судам и докам советского флота во Владивостоке и в Находке. Ямамото не хотел оставлять Тихоокеанскому флоту ни шанса на восстановление сил{23}.
В то же утро на восточном фронте три армии под командованием Ямаситы сделали бросок вперед.
К северу от Гродеково генерал-лейтенант Масао Маруяма не терял уверенности даже несмотря на то, что его войска находились в гуще леса. В него вселял бодрость непрестанный стук топоров в руках тысяч китайских чернорабочих, шедших в авангарде его 2-й Сендайской дивизии. Это была хорошая дивизия, все солдаты были прекрасно обучены, многие из них были ветеранами боевых действий в Китае и долго прослужили в Маньчжурии. Они едва успели обосноваться в комфортабельном гарнизоне в своем родном городе Сендай на острове Хонсю, почти в 300 километрах к северу от Токио, когда им был дан приказ возвращаться в Маньчжурию. За Сендайской дивизией по расчищенному пути шли 7-й танковый полк и 3-й отдельный противотанковый батальон. Маруяма был горд тем, что генерал Ямасита поручил его дивизии столь важную миссию. Они не должны были подвести. Боевой дух дивизии был силен.
Если бы не оглушительный треск деревьев, Маруяма услышал бы грохот артиллерии у Гродеково - там две дивизии 3-й армии атаковали оборонительные укрепления. 300-миллиметровые 'противоточечные' снаряды замечательно справлялись со своей задачей, однако пехота несла огромные потери, пробиваясь от одной линии окопов к другой. Ямасита знал, что потери будут большими, но он хотел, чтобы внимание Советов было сосредоточено на главных оборонительных [33] пунктах. Он хорошо усвоил уроки 'блицкрига' от своих немецких учителей. Эти уроки прекрасно соответствовали его наклонностям. Он был словно создан для такой войны. Дальше к югу 7-я армия под командованием генерала Масахару Хомма также сосредоточила внимание советских войск на оборонительных укреплениях под Полтавкой. В качестве особого резерва у Ямаситы было четыре танковых полка, которые он объединил в два соединения размером с дивизию и с которыми провел месяц интенсивных учений со специальными мотопехотными полками и огневой поддержкой. Это было крупнейшее из механизированных соединений, организованных Японией, и свое обучение оно должно было продолжать на поле боя. Ямасита собирался ввести его в действие, как только будут разбиты укрепрайоны.
Когда начали поступать сообщения с фронта, он был очень обрадован скоростью, с которой уничтожались укрепрайоны. Многие из ДОТов, расположенных на линии обороны, были построены непрочно, в спешке, вызванной Маньчжурским инцидентом 1932 года; многие из них были из земли и дерева, и разрушались легко{24}. Но стойкость самих защитников, людей, сражавшихся в этих укреплениях - вот что по-настоящему поразило Ямаситу. В большинстве случаев советская оборона была прочной, и ее прорыв стоил жизни множеству японских солдат. Артиллерия действовала на удивление хорошо и использовала боеприпасы в таких количествах, которые японцам и не снились. Особенно стойко держались отряды НКВД. Сбывались худшие предсказания Люшкова. Сам он бродил где-то в штабных коридорах. Ямасита некоторое время работал с ним и сразу невзлюбил его - как бы ни был он полезен Его Величеству, генерал испытывал непреодолимую неприязнь к предателям.
К северу от озера Ханка 5-я армия попала в беду. Японским орудиям с Хутоу удалось обстрелять железную дорогу, однако переправа армии через Уссури прошла неудачно. Японцам удалось занять несколько плацдармов, [34] но они были изолированными. Советские самолеты из Хабаровска, который не был занят во время первого наступления, достаточно удачно вели воздушный бой. 'Ну что ж, - сказал Ямасита генералу Айабэ, - у плана должно быть много разветвлений: если одна ветвь сломана, можно опереться на другую'{25}. Потери, понесенные при переправе у Имана, в любом случае были не напрасны, так как эта переправа оттянула резервы Красной Армии в одну точку. В его руках была инициатива, бесценное преимущество, благодаря которому он мот причинить Советам еще больше неприятностей.
Он был терпелив, как кобра, которая наносит удар, когда она готова. Тем временем Апанасенко позвонил в Москву.
'Да, Иосиф Виссарионович, врага приходится сдерживать по всей границе. Укрепрайоны на некоторое время задержали японцев, но они уже почти пробились сквозь них. Они перерезали Транссибирскую магистраль в нескольких местах. Их канонерки вошли в Уссури через Сунгари и разрушили несколько железнодорожных мостов в районе Хабаровска... Да, они все потоплены, но штурмовые отряды атакуют мосты и туннели от Хабаровска до Благовещенска. Им это удалось только в нескольких местах, но потери большей частью незначительны и могут быть легко восполнены. Нет, Иосиф Виссарионович, нет... Я понимаю, что подкрепление с Западного фронта перебросить нельзя. Я сконцентрировал все резервы у Ворошилова, чтобы быть готовым к прорыву'.
Резервы должны были понадобиться уже скоро. Дивизия у Турьего Рога была в беде. Мальчишки противостояли как минимум двум большим японским дивизиям. Мальчишки, крестьяне, зеки... Апанасенко гордился ими. 'Русские', - думал он про себя. Да, именно поэтому они и сражались. Не за Сталина. Если [35] [36] бы они сражались только за Сталина, большинство застрелило бы офицеров и побежало бы навстречу японцам, подобно тому как многие с радостью сдались немцам. Но они воевали за Россию, и не было в России ничего, что стало бы лучше в случае победы японцев. Это была война народа, русского народа. Тут это легче было почувствовать, чем с немцами, которые выглядели так же. Внутренняя ненависть русских к восточным народам могла стать мощным орудием в руках Апанасенко. Эта ненависть была в крови со времен монгольского нашествия. Ничто в русско-японских отношениях не способствовало исчезновению этого чувства. Апанасеико вызвал стрелковую дивизию из Спасска-Дальнего на подмогу ребятам в Турьем Роге.
Ямаситу продолжало изумлять сопротивление неприятеля в укрепленных районах. Что там говорил ему немецкий генерал о русских? 'Недостаточно убить русского, надо еще сбить его с ног'. Вообще-то дух ямато тоже многих губил. Список потерь ужасал, но Ямасита все равно гордился своими воинами, своими самураями. Они не посрамили память своих дедов, участников русско-японской войны. Он усмехнулся. 'Может, следует говорить - первой русско-японской войны?' Младшие офицеры японской армии, все время находясь на грани жизни и смерти, старались держать солдат вместе и вдохновлять их на подвиги, требующие сверхчеловеческой воли и отваги. Солдаты гибли в огромном количестве, подобно лепесткам, опадающим с цветов вишни. Особенно эффективно осуществлялось руководство японскими солдатами на уровне батальона. Солдаты готовы были пробираться по любым буреломам в опасной близости от мест расположения крупных сил противника.
Пока 3-я и 7-я армии продолжали пробиваться через укрепрайоны, значительная их часть также пыталась пройти по открытым лесам и холмам между ними. Из-за этого приходилось двигаться по все более и более широкому фронту, что требовало привлечения новых и новых резервов. Благодаря отвлекающей атаке [37] дивизии из Кореи значительные силы неприятеля были перемещены далеко от основного района боевых действий. Однако гарнизоны укрепрайонов, расположенных дальше к югу, уже начали брать пленников.
Ямасита был командующим группой армий, но столь высокий пост не мешал ему выезжать на место проведения боевых действий. Там он мог почувствовать ритм операций на протяжении всех 200 километров восточного фронта, мог почувствовать, как нарастает вероятность критической ситуации по мере того, как противник мобилизует резервы. 5-я армия наконец-то расширила свой плацдарм за пределы Уссури и двинулась в глубь территории, чтобы занять Иман. Мощная танковая атака неприятеля отбросила 9-ю дивизию назад к реке и нанесла серьезные потери 23-му танковому полку, но неприятельская атака утихла, столкнувшись с железной волей японских солдат, коорые спокойно стояли у своих противотанковых орудий или бросались навстречу танкам, держа наготове бутылки с зажигателыюй смесью. Немецкий офицер, прикомандированный к штабу, заметил, что бои в укрепрайоиах напомнили ему об окопах во Франции во нремеиа Первой Мировой. Видимо, его беспокоили потери, и он не замечал новых возможностей, которые вот-вот откроются.
Такая возможность грянула, как гром среди ясного неба, на п
ятнадцатый день боев.
Чернорабочие хорошо сделали свое дело. Когда рухнул последний ряд деревьев, дивизии Маруямы ринулись на юг, оставив для дивизий Ямаситы широкую дорогу. Они обошли край цепи 'точек' и смели несколько советских кавалерийских патрулей. Маруяма быстро продвигался к реке Мо, к железнодорожной переправе, через которую неприятельские резервы передвигались к Турьему Рогу. Танки 7-го танкового полка с плеском погрузились в воду, а солдаты перешли реку вброд ниже по течению. Река была мелкая и не препятствовала наступлению. Скорее! Скорее! Он отдавал приказания колоннам облаченных в хаки солдат, а советские [38] войска при виде их просто испарялись. Теперь они продвигались по холмистым сельскохозяйственным угодьям, по которым были разбросаны редкие колхозы. Советские войска пытались их оборонять, однако Маруяма просто обходил их, подходя к тылу 105-го укрепрайона{26}.
Он взбежал на высоту 341 - какая-никакая, а возвышенность. В пяти километрах к югу он увидел железную дорогу на Ворошилов. 7-й танковый полк двинулся вперед, и прямо за ним последовал 16-й пехотный полк.
В 5 километрах к югу от железной дороги, на высоте 388, полковники Григоренко и Голицын смотрели на север, на колонну японских танков и пехоты. Это было настоящее соревнование - кто первый доберется до дороги. Пехотинцы Григоренко уже расселись по бокам и сзади танков Голицына. Они прогромыхали на север и пересекли приток Мо, а затем и дорогу, раньше японцев. Еще до того как танки подошли друг к другу на расстояние выстрела, батальон моторизированной артиллерии уже развернулся, и его залп накрыл16-й пехотный батальон. Т-34 развили такую скорость, которая и не снилась японским ' Тип 98', их 76-мм орудия тут же нашли свои цели, и японские танки превратились в огненные цветы. Советские войска прошли бы и по высоте 341, и по самому Маруяме, если бы не появился рой японских самолетов и не разгромил бы их на бреющем полете. В ответ в небе появилось несколько 'сталинских соколов', и советские танки смогли дойти до самого подножия холма, где были остановлены артиллерией и противотанковыми орудиями. Под прикрытием оставшихся истребителей они отступили обратно к дороге.
Всю следующую неделю Григоренко и Голицын отражали направленные удары все растущих сил японской армии, пытавшейся изолировать 105-й укрепрайон. Солдаты Григоренко сражались превосходно. Ему повезло с офицерским составом. Большинство его офицеров окончили офицерскую кадровую школу, [39] которая позже была закрыта. Это были квалифицированные офицеры, но немногие из них через неделю оставались в живых. Японцы ни на секунду не прекращали наступление и шаг за шагом продвигались к железной дороге. После того как японцы обошли линию фронта, она отодвинулась назад от Турьего Рога. Там были потеряны две дивизии. Наконец пришли известия. Орды вражеских танков прорвали линию обороны у Полтавки, в 20 километрах к югу. Остатки двух погибших дивизий попытались уйти с тыла. Именно во время этой отчаянной попытки спастись погиб Голицын с пятью последними танками. Остатки дивизии Григоренко были поглощены волной дезертиров из укрепрайона{27}.
Как и ожидал Ямасита, советская линия обороны раскололась. Он довел ее до точки раскола, а затем проскользнул во все возможные щели. Это в точности напоминало дзюдо. Сендайская дивизия сделала свое дело. Теперь очередь была за танковым корпусом - до Ворошилова оставалось каких-то 40 километров. Советский командующий бросил в бой последние резервы - танковую бригаду с Т-26 и небольшое количество пехоты. Им удалось остановить японский танковый корпус, но это было для них равносильно поражению. Японские пехотные дивизии обогнули танковое сражение, сомкнулись за Ворошиловым и двинулись дальше на юг. Город сдался. Ямасита летел на юг на крыльях победы. Его встречали тысячеголосые возгласы 'Банзай!' от бесчисленных колони, сходившихся к Владивостоку. Это было 23 сентября - прошло сорок шесть дней с начала наступления.
26 сентября он стоял и смотрел на портовый город, теснившийся на полуострове, вдающемся в Уссурийский залив. Город покрыла завеса дыма. Он снова усмехнулся про себя. Многие годы в военных играх в штабе он изучал различные способы захвата полуострова Батан на Филиппинах и никогда - Владивостока. Ну что ж, осаду он оставит генералу Хомма. Хомма любил с восхищением рассказывать о проведенной [40] генералом Ноги осаде Порт-Артура в русско-японскую войну. Снова усмешка. 'Ах да, теперь она будет называться - Первая русско-японская война'. Его мысли возвратились к Хомма. 'Посмотрим, что он знает об осадах', - сказал он своему начальнику штаба.
Ямасита мог видеть, как линейные корабли Ямамото, ходя из стороны в сторону, палят из своих крупнокалиберных орудий по укреплениям Владивостока. Советский флот не представил для адмирала большой угрозы - он с легкостью разгромил его. Большая часть подводных лодок была потоплена ударами с воздуха в местах швартовки или разбита орудийным огнем. Их команды вынуждены были примкнуть к морской пехоте и стать частью оборонительного гарнизона порта. Несколько субмарин ушли в море и периодически, словно осы, жалили Императорский флот, иногда очень болезненно. Ямасите все же пришлось признать, что Ямамото мастерски показал возможности флота. И несмотря на это, победа была заслугой армии. Пускай флот попробует выполнить армейские задачи этой зимой, когда пойдет на юг. Теперь Ямаситу беспокоила фаза № 2 - Хабаровск, который должен был быть взят той же зимой. И то, как о его победе будет сообщено Его Императорскому Величеству.
Манильский договор
Письмо императору не должно было задержаться. Апанасенко отважно сражался за Хабаровск, но игра была окончена, и даже он это понимал. Город пал в декабре. С приходом зимы военные действия для японцев были закончены. Однако для русских зима никогда не была поводом для бездействия, и они переместили центр сопротивления в Благовещенск. Апанасенко запомнят за его заботу о сотнях тысяч русских, [41] бежавших вместе с войсками. Также по ходу отступления он открывал ворота лагерей и заставлял охранников и зеков вступать в ряды боевых формирований. Скорее всего, Сталин расстрелял бы Апанасенко, если бы сам пережил тот декабрь - он исчез во время суматошного бегства из павшей Москвы{28}. Сибирские дивизии погибли в окружении под Киевом в сентябре и под Брянском и Вязьмой в октябре. Жуков с горечью писал в своих мемуарах, что, если бы этих сибиряков оставили в резерве, Москва, возможно, была бы спасена{29}.
Апанасенко выстоял всю зиму и удерживал Ямаситу до следующей весны, когда манильский договор окончил войну{30}. Осада Владивостока 7-й армией генерала Хомма продолжалась три месяца, и император упрекнул Хомма за нерасторопность. Григоренко, освобожденный из японского плена в 1943 году, стал успешным гражданским инженером в Российской Евроазиатской Федерации (РЕФ) и написал полную историю Второй русско-японской войны. Люшков оказался на удивление хорошим губернатором Приморской провинции Его Императорского Величества. Даже слишком хорошим. Японцы никогда не возражали против его жестоких методов, однако им пришлось-таки принять довольно решительные меры, когда они узнали о его предательских планах по воссоединению провинции с РЕФ. Ямаситу на родине встретили, как героя, и он удостоился личной аудиенции у императора. Сибирский Тигр не был обойден почестями.
Манильский договор, подписанный 2 марта 1942 года, пришлось спонсировать президенту Франклину Рузвельту, которого больше волновал выход России из игры и то, что Германия - победительница, по-волчьи скалясь, поглядывает через океан. Согласно договору, Филиппины оставались за Соединенными Штатами. Однако теперь Рузвельт в испуге ждал угрозы с востока, и японцы смогли всю зиму и весну беспрепятственно продвигаться в южном направлении. [42]
Реальность
Рассказанное выше соответствует исторической истине до момента визита министра иностранных дел Мацуоки в Германию в марте 1941 года. На самом деле о войне с СССР Гитлер намекал достаточно прозрачно. Японский посол сообщил о надвигающейся войне, но в Японии это известие не восприняли всерьез. В нашей истории Гитлер напрямик просит о совместном германо-японском нападении на СССР. К тому времени в японском правительстве и военном ведомстве действительно возникли серьезные разногласия по поводу того, нападать ли на Советский Союз или владения западных стран в Азии с целью получения их природных ресурсов. Официальное предложение Гитлера могло бы обратить внимание Японии на открывающиеся возможности и придать вес аргументам тех, кто предлагал 'хокусин' - идти на север. План мобилизации и начала военных действий действительно были разработаны в Японии на случай такого поворота событий в 1941 году; и Ямасите в ходе летней мобилизации Квантунской армии на самом деле поручили командование группой армий, которая атаковала бы Приморский край. Героическая реорганизация обороны Дальнего Востока на самом деле была проведена Апанасенко. Он был убит шальной пулей, сражаясь против немцев после перевода на Западный фронт в 1943 году. [47]
Свернуть