Приближающееся 40 - летие Карибского кризиса 1962 года заставляет вновь и вновь возвращаться к анализу военно - политического значения этого крупнейшего события послевоенной истории, исследованию его причин и последствий.
С учетом современного развития философии истории и теоретической истории такой политологический анализ становится все более многоаспектным. Одним из новых аспектов рассмотрения разразившегося тогда конфликта является исследование более широкого поля исторических возможностей, связанных с конкретным историческим событием: не только с единственно реализованной исторической возможностью, но и с целым рядом исторических возможностей, оставшихся нереализованными.
Реконструкция мотивов
В американской научной периодике обсуждаются самые различные варианты иных, гипотетических вариантов развития сценария этого кризиса. Оценить все эти варианты - значит лучше понять, что могло бы произойти в том или другом случае, что именно привело к реализации одного из возможных вариантов, что помешало осуществлению других вариантов, что следовало бы предпринять, чтобы добиться реализации какой - либо альтернативной цепочки событий в ходе кризиса.
Все это предполагает выдвижение различных контрфактических гипотез и определение состоятельности каждой из них. Так, в объяснении причинно - следственных связей американские историки допускают свои версии причин, побудивших Н.С. Хрущева пойти на существенное обострение советско - американских отношений. Они, в частности, считают, что советский руководитель недооценил степень решимости президента Кеннеди дать жесткий ответ на действия советской стороны. Предшествующие конфликты, имевшие место в заливе Кочинос и в Берлине, не сопровождались эскалацией напряженности.
Попытка контрфактического моделирования альтернативного варианта развития военно - политической обстановки в связи с Карибским кризисом была предпринята в 1996 г. Р.Н. Лебоу и Дж.Г. Стэйном.
Двумя годами ранее оба автора пытались проникнуть в загадки свершившейся и несвершившейся истории в книге 'Мы все проиграли в холодной войне'.
К сожалению, неучет либо незнание всего комплекса факторов, всей совокупности мотивов, заставивших Дж. Кеннеди и Н.С. Хрущева поступить так, а не иначе (что, кстати, Р.Н. Лебоу признает в своей недавней статье3 на тему контрфактической истории), значительно снижает эвристические возможности методологии исследования нереализованных исторических возможностей.
Не учитывается, например, то обстоятельство, что администрация Кеннеди, опираясь на данные космической разведки, оповестила весь мир в октябре 1961 года о своем 10 - кратном превосходстве в МБР, чем значительно сузила пространство внешнеполитического маневра для военно - политического руководства СССР. Блефовать далее по поводу реального состава и возможностей нашей группировки МБР было уже невозможно, так как реальное соотношение сил легко контролировалось средствами космической разведки США.
В Советском Союзе на момент принятия решения о размещении ракет на Кубе было развернуто уже 30 МБР против 69 американских. Особую угрозу представляли собой 104 ПУ ракеты средней дальности, развернутые на территории Италии, Турции и Великобритании. Осознание подавляющего превосходства подталкивало американских 'ястребов' к нанесению превентивного удара по советским ПУ (господствовавшая в то время доктрина 'гибкого реагирования' допускала такой вариант победоносного ракетно - ядерного блицкрига).
Альтернативы достижению договоренностей не было. Но это ставило в трудное положение наших союзников на Кубе и вызывало обвинения в ревизионизме и предательстве в наш адрес из Пекина. Требовались решительные действия, создававшие реальную угрозу безопасности США наличными ракетами средней и промежуточной дальности, установленными на Кубе, с последующим достижением выгодного для нас компромисса.
Этот блестящий замысел и был реализован в мае - октябре 1962 года. Досаждавшие нам ракеты средней дальности, размещенные в странах НАТО, были выведены. Куба фактически получила необходимые гарантии безопасности. Размещение ракет на Кубе создало предмет дипломатического торга между Москвой и Вашингтоном и сыграло свою роль. А заодно обогатило советскую военную науку уникальным опытом межконтинентальной стратегической перегруппировки ракетно - ядерных сил.
Американской стороной рассматривались три различных варианта реакции на размещение советских ракет Р-12 и Р-14 на Кубе: установление блокады острова, нанесение авиационных ударов по пусковым установкам, проведение комбинированной воздушно - морской десантной операции. Однако блокада острова уже не могла ликвидировать фактически созданную угрозу. Вторжение войск в виде морского и воздушного десанта могло обернуться для нападавших огромными потерями, не давая гарантии, что какая - то из ракет не уйдет на цель со стартовой позиции до подхода десантников. Что касается авиационных ударов, то без нынешнего высокоточного оружия ВВС не обеспечивали 100 - процентного поражения советской ракетной группировки.
Впрочем, разработчики контрфактических сценариев жестких ответных действий полагают, что все это не понадобилось бы в случае более решительного поведения Вашингтона в событиях в заливе Кочинос в апреле 1961 г., на Венской встрече в верхах в июне того же года и в Берлинском кризисе (октябрь 1961 г.). Судя по всему, авторы этой идеи вряд ли смогут привести достаточно серьезные аргументы в подтверждение своего предположения. Оно, однако, обрело многих сторонников, под морально - психологическим давлением которых администрации гораздо легче далось последующее решение о развязывании вьетнамской авантюры.
Обратимость несвершившегося
Контрфактическое моделирование исторического процесса (ретроальтернативное прогнозирование, по терминологии И.В. Бестужева - Лады) - занятие отнюдь не бесполезное. Мы вправе говорить о трех вариантах обратимости несвершившегося - непосредственной, которая состоит в возможности пересмотра состоявшегося выбора в пользу сохраняющейся нереализованной возможности (обратимость длящегося выбора); опосредованной, которая заключается в возможности учета совершенных ошибок и их недопущении в будущем при складывании аналогичных обстоятельств (обратимость переноса, уподобления) и рефлексивной, которая связана с изменением сознания и, следовательно, бытия самого субъекта исторического познания. Приведенный выше пример влияния нереализованной исторической возможности на принятие решения о начале агрессии против Вьетнама дает нам как раз пример рефлексивной обратимости несвершившегося.
Мнение научного сообщества и широкой общественности о том, что могло бы произойти, если бы события начала 60 - х годов, разыгравшиеся вокруг Кубы, имели иное развитие, не претерпело существенных перемен. Поэтому, ориентируясь на рефлексивные последствия новых и уже имеющихся ретроальтернативных прогнозов возможного альтернативного хода истории, попытаемся уточнить их содержание и те выводы, к которым они еще не раз могут подтолкнуть западных политологов.
Прежде всего, о пресловутой альтернативной желательности жестких мер в предшествующих эпизодах послевоенной мировой истории. Удержало бы это Н.С. Хрущева от отправки ракет на Кубу? Вряд ли. На наш взгляд, это лишь укрепило бы его уверенность в правильности принятого решения. Когда пропагандистский эффект от преувеличенного оптимизма по поводу собственного ракетно - ядерного арсенала исчерпал себя, в любом случае потребовались бы более весомые аргументы, с которыми должна была бы считаться Америка.
Среди имевшихся у Советского Союза на тот момент средств воздействия наиболее реальными были ракеты средней и промежуточной дальности Р - 12 и Р - 14 с дальностью соответственно 2000 и 4500 км. Европа попадала в зону их досягаемости, а вот Северная Америка - нет. Использовать их потенциал можно было, лишь приблизив их позиционные районы к объектам предполагаемых ударов. События, произошедшие на Кубе в период 1959-1962 гг., идеально располагали к тому, чтобы реализовать такой военно - стратегический замысел.
Уместно было бы смоделировать иной контрфактический вариант развития исторического процесса, когда Соединенные Штаты, не создавали бы сам предлог для установления военно - политического сотрудничества между Москвой и Гаваной. Однако такой вариант представляется не очень реалистичным. Слишком глубоко погрязли США в делах своего ставленника Батисты, слишком велико оказалось давление состоятельной кубинской клиентеллы, разжиревшей на сверхприбыльных отраслях туристического бизнеса, на беспощадной эксплуатации сезонных работников на сахарных плантациях, на огромных криминальных доходах. США в лице своих коррумпированных чиновников фактически разделили со своими кубинскими марионетками ответственность за тот социальный эгоизм, который противопоставил власть и быстро обогатившуюся узкую прослойку общества основной массе населения острова.
Обманчивое чувство вседозволенности, питаемое ядерной монополией и собственным национальным эгоизмом, не позволили (бы) американцам отнестись более конструктивно и гибко к перипетиям мирового политического процесса. Преувеличенные представления о собственной значимости - неизбывная болезнь богатого человека (общества, страны). Ныне, со своей претензией на мировое лидерство и определение международных стандартов свободы и демократии, Соединенные Штаты не только не изменились в сторону более тонкого понимания происходящих в мире событий, но и еще более закоснели в своей гордыне.
Вернемся к гипотезе о предпочтительности жестких ответных мер на размещение ракет. Даже в тот, полный неадекватных представлений о возможностях ядерного оружия и последствиях его применения период в сознании американцев уже зрела мысль о неприемлемости для них доставки и одного - единственного уцелевшего боевого блока к какому - либо административно - промышленному объекту США. Ведь это мог быть собственный город любого задумывавшегося о такой перспективе американца. Подобная угроза была невыносима для уверенного в себе обывателя, разрушала отлаженный стереотип его представлений о жизни. Поэтому разговор о более жестких вариантах действий без абсолютной гарантии уничтожения всех советских ракет до последней (вместе с немногочисленными МБР на территории СССР) не может рассматриваться всерьез. А обратимость несвершившегося по такому сценарию, возможная лишь по рефлексивному типу, требует тщательного переосмысления в американском политическом сознании с высоты нынешних представлений, еще более критичных к проблеме выживания.
Существует еще одно контрфактическое допущение, которое необходимо учесть в исследовании виртуальной истории 1962 г., предпринятом нами в интересах совершенствования механизма управления современным политическим процессом. Можно предположить вариант, когда американская сторона заблаговременно узнаёт о планах размещения ракет на Кубе и не пропускает суда с ними к острову, вводя упреждающую блокаду. Это значительно осложнило бы перспективы ведения переговоров между Москвой и Вашингтоном, так как лишило бы нас козыря уже созданной угрозы. Однако введенный режим секретности и принятые нами меры стратегической маскировки вряд ли позволили бы США заранее вскрыть планы перегруппировки. Да и смелость принятого Москвой решения, его военно - стратегическое изящество были недоступны для рационально, но иначе мыслящего Вашингтона. Для выработки, принятия и реализации подобных решений нужно быть не богатой и мнящей себя всемогущественной державой, а той самой 'голью', что 'на выдумки хитра'.
Помимо перечисленных, зарубежные политологи рассматривают и некоторые другие контрфактические варианты развития событий. Так, Дж. Мюллер и Л. - Э. Сидерман полемизируют по поводу предположения о том, как развивался бы этот кризис в отсутствие у сторон ядерного оружия. Развертывание ракет с головными частями в обычном снаряжении не только не напугало бы Вашингтон, считает Дж. Мюллер, но, наоборот, спровоцировало бы высадку американских войск на остров.
Если даже согласиться с утверждениями о провоцирующей роли ракет на острове, то считать их неядерное снаряжение прологом к безусловной американской победе в схватке за остров было бы чересчур самонадеянным.
Еще одно предположение основано на альтернативном исходе президентских выборов 1960 года. Тогда с небольшим перевесом победил Дж. Кеннеди. Уступивший ему Р. Никсон был настроен куда более решительно и, как считают американские эксперты, предпочел бы авиационные удары установлению блокады. Кроме того, у Никсона вряд ли был бы такой сдержанный министр обороны, как Роберт Макнамара. Американские исследователи выстраивают целые цепочки связанных причинно - следственными отношениями контрфактических событий. При неблагоприятном развитии событий в заливе Кочинос в 1961 году Никсон не преминул бы уже тогда ввести в бой американскую морскую пехоту. Судьба режима Ф. Кастро была бы в таком случае решена. А Н.С. Хрущеву некого было бы защищать с помощью ракет.
Вряд ли стоит так уж идеализировать Р. Никсона и отдавать ему первенство перед Дж. Кеннеди в решительности по вопросу применения силы. Никсон в молодости из карточных игр предпочитал покер, а он требует от игрока значительной выдержки при плохом раскладе карт. Кроме того, восемь лет вице - президентства позволили ему усвоить уроки Эйзенхауэра: быть осторожным в применении вооруженной силы, о чем достаточно убедительно свидетельствует его деятельность на посту президента США. Но, как пишет сам Р.Г. Лебоу (Ор. сit., р.582), для того, чтобы победа Никсона на выборах стала бы возможной, потребовалась бы совсем иная внутренняя и международная обстановка.
Qui prodest? Еще раз о мотивах
Можно по - разному оценивать успехи американских виртуальных историков. Отдавая должное их вкладу в разработку этого научного направления, можно было бы упрекнуть их в некоторой односторонности. Объективность исторического анализа только выиграла бы, если бы рассматривались нереализованные исторические возможности, видимые не с одной лишь американской стороны.
Такой анализ был бы более полным и всесторонним, если, наряду с уже перечисленными, мы оценили бы и другие контрфактические варианты. Представим, что Кеннеди переборол в себе 'обманутого политика' (а вплоть до 18 октября его все время уверяли, что советских ракет на Кубе нет) и согласился смириться с фактом размещения советского ядерного оружия на острове. Тем более что международно - правовых оснований для возражений против этого у США не было. Возможно, в этом случае сторонам удалось бы избежать опасного противостояния и в более спокойной обстановке создать первый прецедент вывода ракет средней дальности из районов в непосредственной близости от границ друг друга.
Можно предположить и иной, близкий к этому контрфактический сценарий, когда еще до размещения ракет на Кубе Москва и Гавана заявили бы о достижении договоренности о создании советской ракетной базы на острове. В этом случае до практического развертывания ракет дело могло бы и не дойти, а все необходимые политико - дипломатические решения можно было бы выработать в более спокойной обстановке. Разумеется, такой вариант мог бы реализоваться лишь при понимании американским президентом юридической обоснованности советско - кубинских планов.
Политологов не может не смутить то обстоятельство, что активизировавшийся интерес к нереализованным историческим возможностям связывается у американских коллег с упущенными возможностями сильного, переоценившего потенциал слабого. Все рассматриваемые ими контрфактические версии прошлого имеют в виду одно и то же огорчающее их обстоятельство: с противником можно было решить вопрос раньше, проще и дешевле.
Как представляется, нынешняя озабоченность несвершившимся подогревается точно таким же опасением 'переплатить'. Дополнительным стимулом к оценке и переоценке приобретенного исторического опыта могут служить и очередные президентские выборы в США. В связи с этим понятен оживленный интерес к прошлому, поиски в нем таких сильных политических ходов, которые способствовали бы формированию привлекательного облика хозяина Белого дома.
